— Вошел. Вы — Гарсиа, не так ли? Андервуд указал на табличку на двери.

— Дэвид М. Андервуд. На этом этаже нет никого с именем Гарсиа. Я вообще не знаю никакого Гарсиа в этой фирме.

Грей улыбнулся, как бы поддакивая. Вид у Андервуда был такой, как будто он испугался или рассердился.

— Как поживает ваша дочь? — спросил Грей.

Андервуд обошел стол, пристально глядя в глаза Грею; видно было, что он взволнован.

— Которая?

Что-то не то. Гарсиа очень заботился о своей дочери, еще ребенке, и, если бы у него была не одна дочь, он бы упомянул об этом.

— Младшая. А как здоровье жены?

Андервуд подошел почти вплотную. Было ясно, что этот человек не боится драки.

— У меня нет жены. Я разведен. — Он поднял левую руку, и на какую-то долю секунды Грею показалось, что он готов ударить. Затем он увидел четыре пальца без кольца. Так, нет жены и нет кольца. А ведь Гарсиа обожал жену и, конечно же, носил бы кольцо. Что ж, надо уходить.

— Так что вам угодно? — требовательно спросил Андервуд.

— Я думал, что Гарсиа на этом этаже, — ответил Грей, отступая к выходу.

— Этот ваш приятель Гарсиа — юрист?

— Да.

Андервуд немного расслабился.

— В таком случае, он работает в другой фирме. У нас есть Перес и Фернандес, а может быть, кто-нибудь еще, но никакого Гарсиа я не знаю.

— Да... такая большая фирма, — пробормотал Грей уже в дверях. — Извините за беспокойство.

Андервуд пошел за ним следом.

— Видите ли, мистер Грентэм, мы не привыкли, чтобы репортеры лезли в наши дела. Я позвоню в охрану, и, может быть, они смогут вам помочь.

— В этом нет необходимости. Благодарю вас. — Грентэм вышел в холл и быстро направился к лифтам. Конечно же, Андервуд позвонит в охрану.

В лифте Грентэм ругал себя на чем свет стоит. Он был один и вслух отводил душу. Тут он вспомнил о Крофте и только обрушил на него поток проклятий, как лифт остановился, дверь открылась и он увидел в вестибюле возле телефонов-автоматов самого Крофта. Поостынь, сказал он себе.

Они вышли на улицу вместе.

— Не сработало, — сказал Грей.

— Ты с ним говорил?

— Да. Это не тот человек.

— Черт возьми! Я был уверен, что это он. Ведь это же он был на фото?

— Нет. Похож, но не он. Продолжай искать.

— Я смертельно устал от этого, Грентэм. Я...

— Тебе платят, не так ли? Поработай еще недельку. Я ведь могу придумать и более тяжелую работу.

Крофт остановился на тротуаре, а Грей пошел дальше.

— Через неделю я покончу с этим! — крикнул Крофт. Грентэм устало отмахнулся от него.

Он сел в наспех припаркованное “вольво” и поехал обратно в редакцию “Пост”. То, что он сделал, нельзя было назвать умным. Это была отчаянная глупость, и он прекрасно знал, как расплачиваются за такие ошибки. И лучше уж ему не упоминать об этом в обычной дружеской беседе с Джексоном Фельдманом и Смитом Кином.

Какой-то репортер сказал ему, что его искал Фельдман, и он быстро прошел к нему в офис, на всякий случай одарив секретаршу очаровательной улыбкой.

Кроме Фельдмана его ждали Кин и Говард Кротхэммер, главный редактор.

Кин закрыл дверь и протянул Грею газету.

— Видел это?

Это была новоорлеанская газета “Таймс-Пикант”, и на первой странице была напечатана статья о смерти Верхика и Каллахана, иллюстрированная крупными снимками. Он стал быстро читать, а они следили за его реакцией. Там говорилось о дружбе тех двоих и о странных обстоятельствах их смерти, с интервалом в шесть дней. Упоминалась также Дарби Шоу, которая исчезла. Но никакого связующего звена с делом.

— Кажется, кот вылез из мешка, — сказал Фельдман.

— Это всего лишь основные факты, — заметил Грей. — Мы могли бы напечатать это три дня назад.

— Почему? — спросил Кротхэммер.

— Потому что здесь ничего нет. Два мертвых тела, имя девушки и тысяча вопросов, на которые нет ответов. Они нашли полицейского в качестве свидетеля, но у него нет никаких данных, кроме этой запекшейся крови.

— Но они копают. Грей, — сказал Кин.

— А ты хочешь, чтобы я их остановил? Тут вмешался Фельдман:

— “Таймс” собирает материалы. Кое-что они огласят завтра или в воскресенье. Вопрос в том, что им может быть известно?

— Ты спрашиваешь меня? Ну что ж, возможно, у них есть копия дела. Маловероятно, но допустим, однако они не говорили с девушкой. Мы взяли девушку, и она наша.

— Надеюсь, — сказал Кротхэммер. Фельдман потер глаза и уставился в потолок.

— Скажем, у них есть копия дела, и они знают, что она его написала, а теперь она исчезла. Поэтому они не могут ничего проверить прямо сейчас, но тем не менее не боятся упоминать о деле, не называя Маттиса. Допустим, среди всего прочего, они знают, что Каллахан был ее преподавателем и что он принес письмо сюда и отдал своему другу Верхику. А теперь они оба мертвы, а она убежала. Такова эта миленькая треклятая история. Что скажешь, Грей?

— Это сенсационная история, — заметил Кротхэммер.

— Но это цветочки по сравнению с тем, что нас ждет, — сказал Грей. — Я не желаю оглашать материал, потому что это верхушка айсберга и привлечет внимание всех газет в стране. Не хватало еще, чтобы здесь толклась тысяча любопытных репортеров.

— А я говорю, мы возьмемся за это, — сказал Кротхэммер. — Если же нет, то “Таймс” утрет нам нос.

— Мы не может огласить эту историю, — повторил Грей.

— Но почему? — спросил Кротхэммер.

— Потому что я не собираюсь об этом писать, а если за это здесь возьмется кто-нибудь другой, тогда мы потеряем девушку. Неужели не понятно? Может быть, как раз в эту минуту она подумывает о том, не прыгнуть ли ей в самолет и удрать из страны, и стоит нам сделать хоть один неверный ход, как она улетит.

— Но ведь она уже проболталась, — сказал Кин.

— Я дал ей слово, что не буду писать об этой истории до тех пор, пока не соберу весь материал и можно будет назвать имя Маттиса. Вот и все.

— Ты используешь ее, да? — спросил Кин.

— Она мой информатор. Но ее нет в городе.

— Если письмо у “Таймс”, то они знают и о Маттисе, — заметил Фельдман. — А если они знают о Маттисе, то, держу пари, что они копают как черти, чтобы удостоверить подлинность письма. Что, если они нас обойдут?