Для человека, привыкшего яростно бросаться вперед и видеть, как перед ним отступают, было весьма трудно скромно войти со шляпой в руке и извиниться за то, что помешал. Он с неестественным смирением прошел через отдел новостей с К. О. Льюисом и двумя агентами в арьергарде. На нем был его обычный мятый плащ свободного покроя с поясом, туго затянутым по центру его короткой коренастой фигуры. Ничего замечательного в нем не было, но его манеры и походка не оставляли сомнений, что это человек, привыкший владеть ситуацией. Одетые в темные плащи, они оба походили на мафиози, сопровождаемых телохранителями. В кишевшем работой отделе новостей стало тихо, когда они быстро проходили через комнату. И хотя в нем не было ничего замечательного и какой бы смиренный вид он на себя ни напускал, но факт оставался фактом: Ф. Дентон Войлс прибыл сюда собственной персоной.

Небольшая возбужденная группа редакторов совещалась в маленьком коридорчике перед офисом Фельдмана. Говард Кротхэммер знал Войлса и приветствовал его, когда тот вошел. Они обменялись рукопожатием и заговорили шепотом. Фельдман разговаривал по телефону с мистером Людвигом, издателем, находившимся в Китае. Смит Кин примкнул к беседовавшим и поздоровался за руку с Войлсом и Льюисом. Два агента держались несколько поодаль.

Фельдман открыл дверь, заглянул в отдел новостей, увидел Дентона Войлса и жестом пригласил его войти. К. О. Льюис последовал за ним. Они обменялись обычными шутками, пока Смит Кин закрывал дверь, после чего все сели.

— Я знаю, что у вас есть надежное подтверждение дела о пеликанах, — сказал Войлс.

— Есть, — сказал Фельдман. — Почему бы вам вместе с мистером Льюисом не прочитать черновик статьи? Все бы стало ясно. Мы собираемся опубликовать ее через час, и репортер, мистер Грентэм, дает вам возможность прокомментировать.

— Я ценю это.

Фельдман взял копию черновика и протянул Войлсу, который осторожно ее принял. Льюис наклонился к нему, и они тут же стали читать.

— Мы выйдем, — сказал Фельдман. — Можете не торопиться.

Они с Кином вышли из офиса и прикрыли дверь. Агенты подошли ближе.

Фельдман и Кин прошли через отдел новостей к двери конференц-зала. В холле стояли два здоровенных охранника. Когда редакторы вошли. Грей и Дарби были одни.

— Тебе нужно позвонить в “Уайт и Блазевич”, — сказал Фельдман.

— Я ждал тебя.

Они собрали разбросанные бумаги. Кротхэммер на минутку вышел, и Кин подал телефон Дарби. Грей набрал номер.

— Марта Вельмано, пожалуйста, — попросил Грей. — Да, это Грей Грентэм из “Вашингтон пост”. Мне нужно поговорить с ним. Это срочно.

— Минутку, — сказала секретарша. В следующий момент к телефону подошла другая секретарша.

— Офис мистера Вельмано.

Грей опять назвался и попросил к телефону босса.

— Он на совещании, — сказала она.

— И я тоже, — ответил Грей. — Сходите туда, скажите ему, кто я и что его фотография будет на первой странице газеты в ближайшем номере.

— Хорошо, сэр.

Через несколько секунд раздался голос Вельмано:

— Слушаю. В чем дело?

Грей представился в третий раз и объяснил, что их разговор записывается на пленку.

— Знаю, — огрызнулся Вельмано.

— Сегодня утром мы огласим дело, касающееся вашего клиента, Виктора Маттиса, и его участия в убийстве судей Розенберга и Дженсена.

— Прекрасно! А мы будем преследовать вас в судебном порядке в течение последующих двадцати лет. Вы не в своем уме, приятель. “Пост” подчиняется нам.

— Да, сэр. Не забывайте, что я вас записываю.

— Можешь себе записывать! Тебя притянут как ответчика. Это будет чудесно! Виктор Маттис завладеет газетой “Вашингтон пост”! Невероятно!

Грей недоверчиво покачал головой в сторону Дарби. Редакторы улыбались, глядя в пол. Становилось довольно забавно.

— Итак, сэр, вы уже слышали о деле пеликанов? У нас есть копия.

Последовало молчание. Затем послышалось отдаленное хрипение, похожее на последний вздох издыхающего пса. И вновь молчание.

— Алло, мистер Вельмано! Вы слушаете?

— Да.

— Кроме того, у нас есть копия записки, которую вы послали Симзу Вейкфилду, датированной 28 сентября, где вы предполагаете, что положение вашего клиента значительно улучшится, если Розенберг и Дженсен будут устранены из суда. Мы имеем источник, который говорит, что эта мысль была результатом исследований, проведенных человеком по кличке Эйнштейн, сидящим, как я надеюсь, в библиотеке на шестом этаже.

Опять молчание. Грей продолжал:

— Статья уже готова к печати, но я хочу дать вам шанс прокомментировать события. Итак, вы будете комментировать, мистер Вельмано?

— У меня болит голова.

— Хорошо. Что еще?

— Вы обнародуете записку слово в слово?

— Непременно.

— И поместите мою фотографию?

— Да, ту, старую, на слушании в Сенате.

— Сукин сын!

— Благодарю вас. Что еще?

— Как я понял, вы выжидали до пяти часов. Если бы вы позвонили часом раньше, мы смогли бы успеть в суд, чтобы положить всему этому конец и остановить проклятый процесс.

— Совершенно верно, сэр. Так было задумано.

— Сукин сын!!

— Хорошо!

— Но вы ведь не хотите погубить людей, не правда ли? — Голос его вдруг стал жалким и заплетающимся. Поистине трогательная забота! Грей дважды напоминал ему про магнитофон, но Вельмано был слишком потрясен, чтобы помнить об этом.

— О нет, сэр! Что еще?

— Скажите Джексону Фельдману, что в девять утра мы подадим в суд, как только откроется здание суда.

— Передам. Вы отрицаете, что написали записку?

— Разумеется.

— И отрицаете существование этой записки?

— Это фальшивка.

— Судебного дела не будет, мистер Вельмано. Думаю, что и вы знаете это. Молчание. Затем опять:

— Сукин сын!

Щелкнул рычаг, и они некоторое время слушали его замирающий звук. Они с недоверчивыми улыбками смотрели друг на друга.

— Дарби, вы не хотите стать журналисткой? — спросил Смит Кин.

— Конечно, это забавно, — ответила она, — но вчера меня дважды чуть не схватили за горло. Так что, благодарю покорно.

Фельдман встал и указал на магнитофон.