В четверг в полдень в сырой зал заседаний, расположенный на шестом этаже гуверовского учреждения, секретарь внес большой пакет, весь в жирных пятнах, с деликатесными бутербродами, покрытыми кольцами лука. В центре квадратного помещения за столом из красного дерева, по сторонам которого стояло по двадцать стульев, сидели главные чины ФБР, срочно созванные со всей страны. Галстуки у них были развязаны, а рукава рубашек закатаны. Тонкое облачко голубого дыма окутывало дорогую правительственную люстру, подвешенную над столом на высоте в пять футов.

Говорил директор Войлс. Усталый и злой, он попыхивал уже четвертой за утро сигарой и медленно расхаживал перед экраном в конце стола. Половина присутствующих слушала. Другая половина разобрала отчеты из лежащей в центре стола стопки бумаг и знакомилась с результатами вскрытия трупов, лабораторным анализом нейлонового каната, материалом о Нельсоне Манси и проделанной работой по некоторым другим быстро выясненным моментам. Отчеты были совсем тонкие.

Внимательно слушал и одновременно дотошно изучал отчеты специальный агент Эрик Ист, работающий всего десять лет, но уже зарекомендовавший себя отличным следователем. Шесть часов тому назад Войлс назначил его руководителем расследования. Остальная часть группы подбиралась все утро, это было организационное совещание.

Ист читал и слушал то, что он уже знал. Расследование может растянуться на недели, возможно, даже месяцы. Кроме пуль, в количестве девяти штук, каната, стального стержня, использованного для жгута, других улик не было. Соседи в Джорджтауне ничего не видели. Никаких особо подозрительных лиц в кинотеатре Монроуза. Отпечатки пальцев отсутствуют. Волокна отсутствуют. Ничего. Нужен исключительный талант, чтобы убить так чисто, и требуется много денег, чтобы скрыть такой талант. Войлс был настроен пессимистически относительно обнаружения вооруженных преступников. Они должны сконцентрировать свое внимание на тех, кто скрывал их.

Войлс говорил, попыхивая сигарой:

— На столе лежит докладная записка, касающаяся некоего Нельсона Манси, миллионера из Джексонвилла, штат Флорида, который будто бы угрожал Розенбергу. Власти Флориды убеждены, что Манси заплатил кучу денег за убийство виновного в изнасиловании и его адвоката. В докладной об этом ни слова. Двое наших людей поговорили с адвокатом Манси сегодня утром, и, надо сказать, их встретили очень гостеприимно. Манси, по словам его адвоката, нет в стране, и, конечно, он не имеет никакого представления о том, когда тот вернется. Я выделил двадцать человек на его поиски.

Войлс снова зажег сигару и посмотрел на листок бумаги, лежащий на столе.

— Под номером четыре идет группа, называющая себя “Белым сопротивлением”, небольшая группа из десантников-диверсантов среднего возраста, за которой мы наблюдаем примерно три года. Вы получили докладную записку. Довольно слабое, должен заметить, подозрение. Они, скорее, будут бросать зажигательные бомбы и сжигать кресты. Не так много хитрости. И, что важно, не слишком много денег. Я серьезно сомневаюсь, что они смогли бы так быстро, как в данном случае, воспользоваться оружием. Но тем не менее я выделил двадцать человек.

Ист развернул увесистый бутерброд, понюхал, но решил оставить его. Лук был холодный. Аппетит пропал. Он слушал и делал записи. Номер шесть в списке был несколько необычным человеком. Псих по имени Клинтон Лейн объявил войну гомосексуалистам. Его единственный сын уехал с семейной фермы в Айове в Сан-Франциско, чтобы насладиться жизнью гомосексуалистов, но вскоре умер от СПИДа. Лейн сошел с ума и поджег офис коалиции гомосексуалистов в Де-Мойне. Его арестовали и приговорили к четырем годам, но в 1989 году он совершил побег, и его не нашли. Согласно записке, он организовал широкую контрабанду наркотиками и зарабатывал на этом миллионы. И использовал деньги в небольшой личной войне с гомосексуалистами и лесбиянками. ФБР пыталось схватить его в течение пяти лет, но, как думали многие, он действовал за пределами Мексики. Все эти годы он посылал почту, полную ненависти, конгрессу, Верховному суду, Президенту. Войлс не считал Лейна подозреваемым. Он был психом, не в своем уме, но ни один камень не должен оставаться неперевернутым. На это он назначил только шесть агентов.

В списке было шесть фамилий. На каждого подозреваемого было выделено от шести до двадцати лучших спецагентов. В каждой группе выбран руководитель. Дважды в день они должны были докладывать Исту, который, в свою очередь, каждый день утром и после обеда встречался с директором. Сто или даже больше агентов будут обшаривать улицы и пригороды в поисках улик.

Войлс говорил о секретности. Пресса будет следовать повсюду подобно ищейкам, так что расследование должно быть исключительно секретным. Только он, директор, будет вести разговоры с прессой, и мало что он сможет сказать им.

Он сел, а К. О. Льюис пустился в бессвязный монолог о похоронах, безопасности и просьбе шефа Раньяна относительно помощи в расследовании.

Эрик Ист маленькими глотками пил холодный кофе и изучал список.

За тридцать четыре года Абрахам Розенберг записал не менее тысячи двухсот мнений. Его продукция постоянно изумляла специалистов по конституционному праву. Он как бы случайно игнорировал скучные антитрестовские случаи и апелляции по налогам, но если дело хоть в малейшей степени было по-настоящему противоречивым, то он хватался за него обеими руками. Он излагал в письменной форме мнения большинства, совпадение мнений большинства, совпадения по разногласиям и записал много-много особых мнений. Зачастую в выражении своего особого мнения он оставался в полном одиночестве. По каждому “горячему” делу за тридцать четыре года было записано так или иначе мнение Розенберга. Ученые и критики любили его. Они публиковали книги, эссе и критические заметки о нем и его работе. Дарби нашла пять отдельных справочников в жестком переплете с его мнениями, примечаниями редакторов и аннотациями. Один том содержал одни лишь особые мнения великого человека. Она пропустила занятия в четверг и уединилась в кабине для научной работы юридической библиотеки на пятом этаже здания. Компьютерные распечатки были аккуратно разложены на полу. Раскрытые книги Розенберга стопками лежали на столе.