— А как достали фотографию? — спросил Литски.

— Об этом не спрашивайте. К этой истории она не имеет отношения.

— В таком случае напиши статью об этом.

— Да, напиши, — добавил Эллиот Кохен.

— Как вы узнали, что он мертв? — спросил Фельдман.

— Вчера Дарби ездила в “Уайт и Блазевич”. Там ей сообщили эту новость.

— А где была видеокассета и аффидевит?

— В депозитном ящике в Первом Колумбийском банке. Жена Моргана дала мне ключ сегодня в пять утра. Я не допустил никакой ошибки. Дело о пеликанах полностью подтверждено беспристрастным источником.

— Напиши об этом, — сказал Эрни Де Басио. — Сделай огромный заголовок, какого еще не видывали после статьи “Никсон уходит в отставку”.

Фельдман остановился возле Смита Кина. Они внимательно посмотрели друг другу в глаза.

— Напиши об этом, — сказал Кин и повернулся к юристу. — Твое мнение. Вине?

— Нет вопросов с юридической стороны. Но я бы хотел просмотреть статью сразу после того, как она будет написана.

— Сколько тебе нужно времени? — спросил редактор Грея.

— Та часть, что касается деда, в общих чертах уже готова. Я закончу ее в течение какого-нибудь часа. Плюс два часа на Моргана. Итого — три.

Фельдман не улыбался с тех пор, как пожал руку Дарби. Он прошел в другой конец комнаты и остановился, глядя в лицо Грею.

— А что, если эта пленка — обман?

— Обман? Мы здесь говорим о мертвецах, Джексон. Я видел вдову, настоящую, живую вдову. Эта газета дала материал о его убийстве. Он мертв. Даже в его фирме сказали, что он мертв. И вот пленка, где он говорит о своей смерти. Я знаю, что это он. Мы разговаривали с нотариусом, который засвидетельствовал его подпись на аффидевите. Она опознала его. — Грей говорил все громче и громче, оглядывая комнату. — Все, что он сказал, подтверждает дело о пеликанах. Все! Маттис, судебный процесс, убийства. Наконец, у нас есть Дарби, автор письма. И чем больше мертвых тел, тем упорнее они преследовали ее по всей стране. Здесь нет проколов, Джексон, это настоящий материал.

Наконец-то он улыбался!

— Это не просто материал. Напиши его к двум часам. Сейчас одиннадцать. Можешь остаться в этой комнате, только запри дверь. — Фельдман опять начал прохаживаться. — Встретимся здесь ровно в два и прочтем черновик. Ни слова больше.

Мужчины встали и гуськом вышли из комнаты, но прежде каждый пожал руку Дарби Шоу. Они не знали, поздравлять ли ее, сказать ли “спасибо” или что-нибудь еще, поэтому просто с улыбкой пожали ей руку. Она продолжала сидеть.

Когда они остались одни. Грей присел рядом с ней и они взялись за руки. Перед ними был чистый стол заседаний. Вокруг чинно стояли стулья. Стены были белые, и комната освещалась люминесцентными лампами и светом, падавшим из двух узких окон.

— Как ты? — спросил он.

— Даже не знаю. Надеюсь, это конец пути. Мы победили.

— Что-то не вижу радости.

— У меня были в прошлом лучшие времена. Я рада за тебя.

Он взглянул на нее.

— Почему за меня?

— Ты собрал все по кусочкам, и завтра будет нанесен удар. И знаешь, то, что ты напишешь, заслуживает пулитцеровской премии.

— Я не думал об этом.

— Лгунишка!

— Ну хорошо, может быть, один раз и думал. Но когда ты вчера вышла из лифта и сказала, что Гарсиа мертв, я забыл о премиях.

— Однако это несправедливо. Я сделала всю работу, в ход пошли мои мозги, глаза и ноги, а вся слава досталась тебе.

— Я был бы рад назвать твое имя. Я твой должник, как автора письма. Мы поместим твой портрет на первой странице рядом с Розенбергом, Дженсеном, Маттисом, Президентом, Верхиком и...

— Томасом? Его фото будет в газете?

— Это зависит от Фельдмана. Он будет редактировать статью.

Она немного подумала, но ничего не сказала.

— Итак, мисс Шоу, у меня три часа, чтобы написать сенсационнейшую статью за всю мою жизнь. Она потрясет мир. И, может быть, приведет к отставке Президента. Она раскроет тайну убийств, а меня сделает богатым и знаменитым.

— Уж лучше я напишу ее.

— А сможешь? Я устал.

— Давай твои записи. И принеси чашечку кофе.

Они заперли дверь и расчистили стол. Ассистент принес персональный компьютер с принтером. Они послали его за кофе. Потом за фруктами. Набросали в общих чертах историю по разделам, начиная с убийств, затем случай с пеликанами в южной Луизиане, затем Маттис и его связь с Президентом, затем дело о пеликанах и опустошение, которое оно вызвало, Каллахан, Верхик, затем Куртис Морган и его убийцы, затем “Уайт и Блазевич” и Вейкфилд, Вельмано и Эйнштейн. Дарби предпочитала писать от руки. Она описала судебную тяжбу, историю со своим письмом, и то, что было известно о Маттисе. Грей взял все остальное и набрал вчерне на компьютере.

Дарби была сама организованность: тщательно собранные на столе записки, аккуратно записанные на бумаге слова. Он же был воплощением беспорядка: бумаги на полу, работа на компьютере, печатание наобум целых параграфов, которые тут же забраковывал, когда они уже были на бумаге. Она все время призывала его к спокойствию. Он возражал, что это не библиотека юридического факультета, это газета, в которой работают с телефоном на каждом ухе среди всеобщего шума и гама.

В полпервого Смит Кин прислал еду. Дарби ела холодный сандвич и смотрела в окно на уличное движение. Грей копался в отчетах кампании.

И тут она увидела того типа. Он медленно шел вдоль здания, пересекающего Пятнадцатую улицу, и в нем не было бы ничего подозрительного, кроме разве того, что час тому назад он стоял, прислонясь к стене отеля “Мэдисон”. Он потягивал что-то из высокой чашки и наблюдал за парадным входом в “Пост”. На нем была черная шляпа, куртка из грубой хлопчатки и джинсы. Возраст — под тридцать. Сейчас он стоял там, внизу, оглядывая улицу. Она продолжала грызть свой сандвич и минут десять наблюдала за ним. Он потягивал из своей чашки и не двигался.

— Грей, подойди, пожалуйста.

— В чем дело? — Он подошел, и она показала на человека в черной шляпе.

— Посмотри внимательно, — сказала она, — и скажи мне, что он сейчас делает.

— Что-то пьет, вероятно, кофе. Подпирает то здание и смотрит на это.